Альтруизм против ядерной войны. Великое открытие Питирима Сорокина

Альтруизм против ядерной войны. Великое открытие Питирима Сорокина

Полуграмотный крестьянский мальчик, малюющий иконы для деревенских церквей; приват-доцент Петроградского университета; эсер-подпольщик, член боевой организации, участник антисоветского заговора; респектабельный американский профессор, ведущий переписку с Эйнштейном и Кеннеди, – всё это эпизоды биографии одного человека. Высланный из России по личному приказу Ленина в 1922 году и при жизни ставший классиком мировой социологии, Питирим Сорокин родился в деревне Турья Вологодской губернии от русского отца и матери-зырянки. С детства он много бродил по лесам с отцом, дядей и старшим братом. 20 лет спустя навыки выживания в дикой природе очень пригодились Сорокину, когда во время Гражданской войны он скрывался в вологодской тайге от агентов ЧК. При этом он обладал острым провидческим даром, позволяющим предугадывать как повороты личной судьбы, так и события большой истории, от смерти Ленина до Карибского кризиса. Уважаемый господин Президент! В октябре 1962 года мир оказался на грани уничтожения. По приказу Хрущева на Кубу привезли советские крылатые ракеты с ядерными боеголовками. Это был "наш ответ" на действия американцев, разместивших аналогичные ракеты в Турции, вблизи южных границ СССР. Таким образом с обеих сторон железного занавеса отлично подготовились к началу Третьей мировой войны. Генералы в Москве и Вашингтоне ждали только отмашки сверху, чтобы превратить противника в радиоактивный пепел. Своего пика "карибский кризис" достиг в "черную субботу" 27 октября, когда Фидель Кастро, уверенный в том, что американское вторжение на остров неминуемо, призвал советское руководство нанести превентивный ядерный удар по США… А всего годом раньше Питирим Сорокин, русский эмигрант и профессор Гарвардского университета, написал президенту Соединенных Штатов Джону Кеннеди письмо-предупреждение, в котором размышлял о бессмысленности конфронтации ядерных сверхдержав: Уважаемый господин Президент! По моему глубокому убеждению, как это видно из моей статьи, в настоящее время нет никаких рациональных причин для продолжения "холодной" и подготовки "горячей" войны между двумя странами (СССР и США). До тех пор, пока нынешние отношения не сменятся по-настоящему дружественными, ни одну из важных международных проблем нельзя будет разрешить успешно и нельзя будет предотвратить опасность новой войны. Питирим Сорокин в своем кабинете. Винчестер. США

В самые горячие дни октября 1962 года в секретных переговорах по урегулированию кризиса принимал участие резидент КГБ в Вашингтоне Александр Феклисов, ставший после отставки из органов писателем-мемуаристом. В своих воспоминаниях Феклисов называет Питирима Сорокина "провидцем из Винчестера" и рассказывает о том, как бывал в гостях у знаменитого социолога. С какой целью – в книге не объясняется. Как будто для советского резидента нет ничего естественнее, чем заглянуть на чашку чая к профессору-эмигранту, живущему за 100 миль от Вашингтона. Может быть, в руководстве КГБ кто-то всерьез считал Сорокина провидцем, и Феклисову было дано задание заглянуть в будущее, которое ожидает Советский Союз? Касаясь утверждения Хрущева на XXII съезде, что к 1970 году СССР превзойдет США по производству продукции на душу населения, а к 1980-му в основном построит коммунизм, ученый сказал, что это чистое бахвальство, которое не к лицу главе великого государства. Подытоживая обсуждение этого вопроса, Питирим Сорокин задумался и тихо, с затаенной грустью произнес: – К советским людям социализм придет не скоро. Когда – это определить нельзя, это зависит от многих факторов и в немалой степени от того, будут ли в руководстве Советского Союза находиться умные, дальновидные люди. А. Феклисов. "За океаном и на острове. Записки разведчика" К моменту этого разговора в СССР было опубликовано немало книг, разоблачающих "буржуазные заблуждения" Питирима Сорокина. С тех пор, как Ленин объявил Сорокина контрреволюционером, ни о каких публикациях его работ в советской печати не могло идти речи. Однако, несмотря на ленинскую "анафему", самые умные представители правящей элиты в Москве с интересом присматривались к сорокинской "теории конвергенции", предсказывающей слияние капиталистического и социалистического строя в одну систему. Правда, через двадцать лет после чаепития в Винчестере, эксперимент по капитализации социализма, известный как перестройка, привел государство, в котором он проводился, к катастрофическим последствиям. Но претензии здесь, скорее, к исполнителям, а не к самой теории. Начало дальней дороги Своим первым сознательным воспоминанием Питирим Сорокин называет смерть матери, пережитую им в трехлетнем возрасте. Оставшийся вдовцом отец начал сильно пить, доводя себя до белой горячки и гоняя чертей. Во время одного такого приступа под руку ему подвернулся десятилетний Питирим, которого отец попытался убить деревянным столярным молотком. В трезвом виде он был мастером на все руки и сыновей обучил ремеслам, от плотницкого до иконописного. Так что, после очередного избиения, мальчики решили уйти от буйного родителя, чтобы самим зарабатывать на жизнь ремонтом церквей, где они получали заказы на малярные работы, покраску куполов и золочение икон. В своих воспоминаниях "Дальняя дорога", написанных в США по-английски, Сорокин признается, что его трудное детство было счастливым, и он нисколько не жалеет о том, что родился и вырос "в девственной стране", которая сделала его цельным человеком. Не боясь ни диких зверей, ни советской власти, ни тяжелой работы, он всегда имел дерзкие планы на будущее. Чего стоит только юношеское решение выпускника церковно-приходской школы переехать из вологодской глуши в Петербург, чтобы учиться в университете. Сказано сделано. Всего за три года Питирим Сорокин овладел гимназической программой, обучаясь на курсах профессора Черняева, также выходца из Вологодской губернии, и ещё больше знаний получая в тюрьме, куда в первый раз попал в 1906 году, как подпольный агитатор от партии эсеров. Молодому человеку очень понравилось сидеть в одной камере с революционерами. Тюремщики, за небольшую плату, приносили нелегальную литературу: Маркса, Бакунина, Кропоткина, Плеханова, Ленина. А ещё в тюрьме удалось прочесть труды Чарльза Дарвина, Герберта Спенсера и всего Толстого. Плюс к этому ежевечерние философские и политические диспуты среди сокамерников, на которых каждому предоставлялась возможность выразить и отточить свои мысли. В академических кругах тогдашней России бытовала фраза "В тюрьму, что ли, сесть? Там хоть спокойно поработаю", – вспоминает Сорокин в "Дальней дороге". В общем, неудивительно, что, выйдя на свободу, он без труда сдал экстерном выпускной гимназический экзамен и поступил на первый курс Психоневрологического института Бехтерева. Для этого пришлось раздобыть в канцелярии петербургского градоначальника справку о благонадежности. Похоже, что царские чиновники давали такие справки с легкостью необыкновенной, что называется, не взирая на лица. Потому что "благонадежность" студента Сорокина прекрасно иллюстрирует отрывок из его собственных воспоминаний: Моя политическая работа привлекала все возрастающее внимание со стороны царской охранки и ее тайных агентов. Их "око недреманное" за моей деятельностью вскоре доставило новые неприятности. Уже на первом курсе университета полиция застукала меня с приятелями во время чисто дружеской вечеринки в моей комнате, арестовала и препроводила всех в ближайший участок. Будучи в приподнятом настроении (частично благодаря пиву и водке, выпитым на вечеринке) и не питая никакого уважения к представителям загнивающей власти, мы решительно отказались отвечать на вопросы полиции и начали петь и плясать так шумно, что полицейский начальник вскоре заорал на нас: "Вон из участка, вон отсюда!", что мы тут же и сделали, продолжая распевать во весь голос. В Санкт-Петербургский университет Сорокин перевелся из института Бехтерева, который был частным учебным заведением, и поэтому его студенты не имели отсрочки от армии. Уже началась Первая мировая война, и Сорокин не испытывал никакого желания идти на фронт, чтобы кормить вшей за веру, царя и отечество. Тем более что этот "прогнивший режим" все-таки породил кое-что хорошее, чему стоило посвятить жизнь – университет – второй (после тюрьмы) островок свободы в Российской империи. Годы спустя Сорокин будет сравнивать российские вузы с американскими, не в пользу последних. В противоположность американским университетам и колледжам в русских университетах и институтах в то время не требовалось обязательного присутствия на лекциях, семинарах или зачетах. Это было личным делом каждого студента. Точно так же и в институте практически не было зачетов в течение всего академического года; вместо этого устраивался один, но очень обстоятельный экзамен в конце семестра… Высшие учебные заведения не интересовало, как студенты приобретают знания, необходимые для сдачи строгих экзаменов в конце семестров, т. е. у администрации и преподавателей не было мнения, что эти знания можно получать, лишь присутствуя на лекциях, семинарах и зачетах. Вполне резонно считалось, что для этого есть и другие пути, если они удобнее для самого студента... Такая система была более свободной, плодотворной и творческой, нежели современная система с обязательным посещением лекций и частыми, но поверхностными тестами. Дальняя дорога. Студенты были самым свободными людьми в России. И самым опасными, разумеется, как разносчики заразных идей. Студент Раскольников провозгласил, что всё дозволено. Студент Ульянов пытался взорвать царя. Петербуржские студенты в 1905 году посылали поздравительные телеграммы императору Японии в день гибели русской эскадры в Цусимском проливе. Даже удивительно, как советской власти удалось так быстро уничтожить студенческое вольнодумство, превратив университеты в "кузницы кадров". "Обербургомистер Хакен" – Философский пароход

Разгром интеллектуальной элиты России произошел осенью 1922 года. Всего несколькими месяцами ранее, в апреле, Питирим Сорокин успел получить в Петроградском университете ученую степень. Свою магистерскую диссертацию "Системы социологии" он защитил в публичном диспуте. Каждая такая защита была праздником интеллигенции, сравнимым по зрелищности с гладиаторскими боями. Кандидат, выступая в переполненной аудитории, куда допускались все желающие, в одиночку сражался с матерыми оппонентами и, если выходил победителем, то ему доставались шумные овации. Сорокин победил триумфально. Это вызвало раздражение у большевиков, в частности, Зиновьева, красного хозяина Петрограда, который не раз говорил, что Сорокина давно пора расстрелять. Сорокинская книга "Влияние голода на человеческое поведение", даже урезанная советской цензурой, содержала жесткую критику режима: Там, где все становятся шакалами и хищниками, нельзя заниматься производительным трудом. Те, кто будут им заниматься, все равно ничего не получат для себя: тысячи грабителей будут драть с них сто шкур и не оставят им даже голодного пайка. Посему всякая экономическая жизнь такого общества неизбежно идет к полному краху, который и произойдет рано или поздно – когда разворовано все и воровать уже станет нечего. П. Сорокин. "Влияние голода на человеческое поведение". Петроград. 1922 год Разумеется, большевики не забыли, что ученый выступал против них не только словом, но и делом. В 1918 году Сорокин участвовал в антисоветском заговоре на севере Вологодской губернии. Подпольная эсеровская организация, в которую он входил, вела переговоры с англичанами, обещавшими военную помощь. В назначенный день восстание должно было начаться по всему северу, от Архангельска до Великого Устюга. К сожалению, союзники, как это часто с ними бывало во время Гражданской войны, не сдержали обещаний. Британский корпус ограничился оккупацией Архангельска и его окрестностей. Британские танки не смогли проехать вглубь России, увязнув в болотах. И это решило судьбу восстания. Парад Британского экспедиционного корпуса. Архангельск. 1919 г.

. Потом ещё несколько месяцев карательные отряды красноармейцев преследовали и отстреливали участников "эсеровского мятежа". Питирим Сорокин вспоминает о долгих скитаниях по лесам вместе с ещё одним подпольщиком, о скудном рационе из грибов и ягод, о встречах с патрулями и спасении вплавь через реку под свист пуль. – По-моему, мы слишком часто купаемся и слишком редко едим, – печально произнес мой спутник. С наступлением зимы положение стало безнадежным, и Сорокин решил сдаться властям. В тюрьме он пишет письмо об отказе от вооруженной борьбы с советским режимом. Письмо понравилось Ленину, который распорядился опубликовать его в "Правде" и освободить автора. И вот теперь, три года спустя, соратники убеждали вождя, что он допустил ошибку, помиловав якобы раскаявшегося врага. Речь шла, конечно, не только о Сорокине – в будущих расстрельных списках значились сотни выдающихся имен, цвет русской интеллигенции… Камеры переполнены, и посадить ещё одного профессора решительно некуда Поздней осенью 1922 года, через пару месяцев после высылки из Советской России, за ужином в Праге кто-то спросил у Питирима Сорокина о здоровье Ленина. Правда ли, что оно улучшается и Ленин скоро может вернуться к политической деятельности? Сорокин ответил, что Ленин безнадежен и умрет через год, самое большее – два. После того, как смерть вождя последовала в указанный промежуток времени, за молодым русским профессором закрепилась репутация человека, умеющего делать верные прогнозы. В 1925 году Сорокин опубликовал статью "Ленин – фанатик и антисоциальный экстремист", в которой объяснял почему Ленин "с его явной тенденцией к грубым репрессиям и массовым убийствам стал героем второго периода революции в России". Кроме того, в своей статье автор делился с читателями инсайдерской информацией о внутренней жизни Кремля. Распространился слух, что Ленин сошел с ума, что со словами: "Боже мой! Что я сделал с Россией и русским народом", обхватив голову руками, он бегал по Кремлю. Вскоре после этого его увезли в Горки, национализированное поместье русского фабриканта С. Морозова, расположенное под Москвой. Однако же,именно этот безумец в минуту просветления выписал Сорокину билет на "философский пароход" и внес таким образом неоценимый вклад в мировую социологию. "Философский пароход", художник Дмитрий Пантюхин Как известно, "философский пароход" – это метафора, созданная переводчиком Сергеем Хоружим. На самом деле, пароходов было два. А ещё было несколько "философских поездов" в Германию. Питирим Сорокин и его жена, Елена Баратынская, уехали из России поездом. Для того чтобы покинуть "Совдепию", Питириму Сорокину пришлось "самоарестоваться" в сентябре 1922 года, т. е. прийти в ближайшее ЧК и назвать свое имя. Он вспоминает разговор с сотрудником "чрезвычайки", молодым человеком с бледным лицом завзятого кокаиниста, который сказал, что все камеры переполнены и посадить ещё одного профессора решительно некуда. Но поскольку арестованных профессоров все равно высылают за рубеж, то пускай арест Сорокина произойдет только на бумаге, лишь бы он покинул страну через десять дней, иначе его расстреляют. Загранпаспорта для выезда следовало получить в Народном комиссариате иностранных дел. Однако это ведомство не спешило выдавать документы, и через неделю стало ясно, что дальнейшее ожидание смерти подобно. Ещё три дня, и ЧК сможет расстрелять Сорокина "на законных основаниях". Пришлось идти на прием к старому знакомому-подпольщику, в тот момент влиятельному советскому чиновнику, Георгию Пятакову. В кабинете между бывшими революционерами произошла интересная беседа: Я сказал ему: – Пятаков, позволь узнать, ты на самом деле веришь в то, что вы строите коммунистическое общество? – Конечно, нет, – честно ответил он. – Значит, вы понимаете, что эксперимент не удался и вы строите обычное буржуазное общество. Тогда почему высылают нас? – Ты не принимаешь во внимание того, что в России идут параллельно два процесса, – сказал он. – Один из них – восстановление буржуазного общества; другой – приспособление Советского правительства к этому обществу. Первый процесс протекает быстрее, чем второй. Это несет угрозу нашему существованию. Наша цель – затормозить развитие первого процесса. Вот почему вас выдворяют за границу. Возможно, через два-три года мы пригласим вас вернуться обратно. – Благодарю покорно, – сказал я, – надеюсь вернуться в мою страну без вашего приглашения. Благодаря помощи Пятакова паспорта были получены на другой день, и 23 сентября Сорокины с двумя саквояжами сели в поезд, следовавший в Берлин. Несмотря на официальный запрет, провожать высланных собралось много людей с цветами. Все обнимались и плакали. Питирим Сорокин вспоминает, что, когда поезд миновал границу, они с женой впервые за пять лет легли спать не задумываясь, придут ли за ними этой ночью. Перед отъездом из России. Питирим Сорокин (слева), Елена Сорокина и члены её семьи. 1922 г.

Елена Сорокина в своих воспоминаниях ярко описала это незабываемое путешествие: Нам разрешили беспрепятственно пройти к советской границе в сопровождении вооруженного красного чекиста. Я была в оцепенении до того момента, когда он сошел с поезда на пограничной станции, и мне пришлось ущипнуть себя, чтобы почувствовать, что это не сон, и что мы на самом деле свободны. У нас было достаточно денег, чтобы купить билет до Берлина и несколько долларов на первые дни пребывания там (которые мы добыли на черном рынке), но что делать дальше, нам и в голову не приходило. Приехав в Берлин, мы зашли в русскую эмигрантскую газету и узнали, что о нашей высылке пишут на первых полосах европейских газет. Спаситель ученого, коммунист Григорий Пятаков, был расстрелян в 1937 году как член "параллельного антисоветского троцкистского центра". Всего за месяц до ареста глава НКВД Ежов обещал Пятакову назначить его судьей на процессе над Зиновьевым и Каменевым. Но вскоре обстоятельства резко изменились, и несостоявшийся судья сам оказался в параллельной реальности, на скамье подсудимых, где ему пришлось свидетельствовать против себя, рассказывая о том, как он занимался вредительством в промышленности, которую возглавлял. Питирим Сорокин так и не вернулся в Россию, обретя второй дом в Соединенных Штатах. Незадолго до своей смерти, в середине шестидесятых годов, он задумался о том, чтобы посетить СССР, куда его настойчиво приглашали товарищи вроде Феклисова, обещая даже разрешить ему прочесть лекцию. Но Госдепартамент США рекомендовал ученому воздержаться от поездки. Открытие загадочной энергии Осенью 1923 года по Нью-Йорку шел бедно одетый человек с двумя тяжелыми чемоданами, в которых не было ничего, кроме рукописей и книг. Он только что прибыл в город на пароходе и направлялся в офис волонтерской организации "Помощь русским студентам", хотя сам давно вышел из студенческого возраста. Питириму Сорокину было 34 года, когда он решил начать жизнь заново – учить английский язык и заводить знакомства в американских университетских кругах. Он встречался и с русскими эмигрантами, например Игорем Сикорским, ещё одним пассажиром "философского парохода", который пытался построить в простом сарае и практически без капиталов свой первый вертолет. Его положение тогда во многом напоминало мое: мы оба боролись с трудностями и преодолевали препятствия на пути реализации наших стремлений. Главным стремлением Сорокина было завоевать аудитории университетов. И ему это удалось. Всего через год после прибытия в Америку он читал свои первые лекции студентам Иллинойского университета на вполне сносном английском языке. Как ни странно, главными его противниками в новой жизни стали американские профессора левых убеждений, которые слышали музыку русской революции и отказывались верить Сорокину, когда на лекциях он рассказывал о голодных смертях, красном терроре и других ужасах СССР. Его обвиняли в "распространении фейков" о советской России, и некоторые научные журналы из-за этого даже отказывались публиковать его статьи. Но на этом, пожалуй, и заканчивается список трудностей, с которыми Питирим Сорокин столкнулся в реализации своей американской мечты. Дальнейшая история его жизни – это спокойное, с достоинством, восхождение на вершину академического Олимпа. В 1930 году Сорокин принял американское гражданство. В 1931 специально для него в Гарвардском университете был основан Социологический факультет. Во второй половине 1930-х годов, после рождения сыновей Петра и Сергея, Сорокины переезжают в Винчестер (штат Массачусетс), где приобретают дом. Младший сын Сергей вспоминает, что для его отца работа в саду была одним из главных удовольствий жизни за пределами науки: С первых лет в Винчестере и отец, и мать вместе формировали ландшафтвокруг нашего дома. Сначала посадили вечнозеленые растения и розы, но вскоре отец заинтересовался азалиями и рододендронами, которые подсмотрел у соседей. В своем саду он работал в старой одежде, глядя на которую трудно было заподозрить профессора университета. Однажды незнакомый молодой человек поднялся на наше крыльцо и позвонил в дверь. Не получив ответа, он обошел дом и увидел копающегося в кустах отца. – Привет! Хозяин дома? – крикнул он, явно принимая отца за садовника-иностранца. –Кто вы? – спросил Питирим. – Ну. Я продаю журналы. У меня есть Life, Collier's, The Saturday Evening Post и Reader's Digest. Что бы вы предпочли? – Спасибо, ничего. – Но почему? Это самые популярные журналы, и по подписке они намного дешевле, чем в газетном киоске. Отец изобразил смущение на лице: – Извините! Но я необразован. – Ну, это... Читать не умею. – А, тогда прости, чувак! – и смущенный молодой человек удалился. В 1949 году, опять же специально для Сорокина и под его руководством, в Гарварде был открыт Центр исследования альтруизма. В 1956 году выходит работа Питирима Сорокина "Американская сексуальная революция". В 1965-м он становится президентом Американского социологического общества, крупнейшего в мире объединения социологов. Два последних десятилетия своей жизни ученый посвятил исследованию "загадочной энергии бескорыстной любви", собирая данные о жизни филантропов, подвижников и святых, от Будды до наших дней. И сделал немало интересных открытий. Например, при изучении биографий христианских святых удалось выяснить, что средняя продолжительность их жизни всегда была выше, чем у их современников, несмотря на то что святые люди не щадили себя и часто жертвовали собой ради блага других. Основной вывод теории альтруизма заключается в том, что наш мир может спасти только бескорыстная любовь. Беда в том, что ни одно правительство (неважно, демократическое или авторитарное) не способно на это чувство. Бескорыстная, созидательная любовь, о которой мы знаем все еще очень мало, потенциально является огромной энергией – при условии, что мы знаем, как производить ее в изобилии, как аккумулировать и как использовать. Другими словами, если мы знаем, как сделать людей и группы людей более альтруистичными и созидающими, чтобы они ощущали себя, вели себя и мыслили, как настоящие члены человечества, объединенного в одну крепкую и дружную семью. С этой точки зрения любовь оказывается одной из самых высоких энергий, заключающей в себе необычайные созидательные и терапевтические возможности… Мы понимали и понимаем, что наш вклад в изучение этой проблемы не больше, чем капля в море. Но поскольку правительства, крупные фонды, фирмы и организации, а также лучшие мозги увлечены в основном изобретением все более разрушительных средств уничтожения человека человеком, то кто-нибудь, когда-нибудь и как-нибудь должен в противовес этому заняться изучением феномена бескорыстной любви, неважно, насколько не соответствуют его возможности такой задаче или насколько низко оценивают коллеги его участие в этом "глупом проекте". Сегодня, как никогда актуально вспомнить о "глупом проекте" Питирима Сорокина. Вспомнить прямо сейчас, потому что завтра может быть поздно.....