Сделаем
небольшой конспект книги Николая Бердяева «Истоки и смысл русского
коммунизма», которая является библиографической редкостью и многим
неизвестна. Автор задумал ее в 1933 году, впервые издан…
Source: Николай Бердяев: Россия как источник и предтеча мирового фашизма
Сделаем небольшой конспект книги Николая Бердяева «Истоки и смысл
русского коммунизма», которая является библиографической редкостью и
многим неизвестна. Автор задумал ее в 1933 году, впервые издана она была
в 1937 году на английском языке. Ее долго «не пускали» в Россию, книга
издавалась на немецком, французском, испанском, итальянском и
голландском языках, и только после этого – уже в 1955 году в Париже! –
она впервые издана на русском языке.
В самой России книга издана репринтным способом только в 1990 году издательством «Наука». Это действительно увлекательное чтение, которое во многом объясняет нынешнюю Россию.
Уже в 1940 году, будучи в эмиграции и осмысливая свою жизнь, Николай Бердяев в книге «Самопознание» писал: «Возникновение на Западе фашизма, который стал возможен только благодаря русскому коммунизму, которого не было бы без Ленина, подтвердило многие мои мысли…Фашистские движения на Западе… стоят под знаком Великго инквизитора – отказ от свободы духа во имя хлеба. В русском коммунизме воля к могуществу оказались сильнее воли к свободе. В коммунизме элемент империалистический сильнее элемента революционно-социалистического». Эти слова мыслителя, прежде всего, приговор русскому коммунизму, который еще в начале ХХ века явился истоком мирового фашизма, подготовил его не так теоретически, как собственным практическим опытом, примером жестокости к обществу и человеку.
В самой книге «Истоки и смысл русского коммунизма», которую долго скрывали от России, Николай Бердяев не принимает ленинско-сталинской «переделки» учения Маркса, он, по сути, отрицает, что Ленин был марксистом, и не приемлет то новое, что Ленин внес в марксизм. Он пишет: «Ленин – антигуманист, как и антидемократ. В этом он человек новой эпохи, эпохи не только коммунистических, но и фашистских переворотов. Ленинизм есть вождизм нового типа, он выдвигает вождя масс, наделенного диктаторской властью. Этому будут подражать Муссолини и Гитлер. Сталин будет законченным типом вождя-диктатора. Ленинизм не есть, конечно, фашизм, но сталинизм уже очень походит на фашизм» (стр. 102-103).
И дальше, углубив анализ, он приходит к неопровержимому выводу, что «Сталин – государственник восточного, азиатского типа. Сталинизм, т. е. коммунизм периода строительства, перерождается незаметно в своеобразный русский фашизм. Ему присущи все особенности фашизма: тоталитарное государство, государственный капитализм, национализм, вождизм и, как базис, – милитаризованная молодежь. Ленин не был еще диктатором в современном смысле слова. Сталин уже вождь-диктатор в современном, фашистском смысле» (стр. 120).
Более того, он вскрывает главное противоречие между Марксом и Лениным, которое и сделало фашизм возможным в принципе. Если Маркс предвещал процесс снижения роли и вообще отмирания государства, то Ленин в книге «Государство и революция», собственно, «повернул» марксизм в сторону усиления роли государства, он фактически создал диктатуру государства, которое и встало над обществом, а это было возможно только в случае насильственного подавления общественной мысли м вообще всех интересов общества, то есть при помощи фашизма.
И уже не важно, что это государство называлось рабоче-крестьянским, ведь оно так только называлось, но на самом деле не было ни рабочим, ни крестьянским. Николай Бердяев пишет: «Вместе с тем коммунизм создает деспотическое и бюрократическое государство, призванное господствовать над всей жизнью нарюда, не только над телом, но и над душой народа, в согласии с традициями Иоанна Грозного и царской власти. Русский преображенный марксизм провозглашает господство политики над экономикой, силу власти изменять как угодно хозяйственную жизнь страны. В своих грандиозных, всегда планетарных планах, коммунизм воспользовался русской склонностью к прожектерству и фантазерству, которые раньше де могли себя реализовать, теперь же получили возможность практического применения…
Русский коммунизм с моей точки зрения есть явление вполне объяснимое, но объяснение не есть оправдание. Неслыханная тирания, которую лредставляет собой советский строй, подлежит нравственному суду, сколько бы вы ее ни объясняли. Постыдно и позорно, что наиболее совершенно организованное учреждене, созданное первым опытом революции коммунизма, есть Г.П.У. (раньше Чека), т. е, орган государственной полиции, несравненно более тиранический, чем институт жандармов старого режима, налагающий свою лапу даже на церковные дела…» (стр. 116).
Именно так, как видим, еще в 30-ые годы, мировая социология могла бы объяснить сущность России, однако Вторая мировая война, участие в ней России, принявшей форму СССР, на стороне антигитлеровской коалиции, привело к тому, что мир просто постеснялся поставить на одну доску итальянский фашизм, немецкий национал-социализм и русский коммунизм, как одинаково деспотические и преступные режимы.
В то же время Николай Бердяев, как видим, осуждая русский коммунизм, предполагал возможность и предвидел появление того, что европейцы впоследствии назовут (вспомним Антонио Грамши и других!) «коммунизмом с человеческим лицом», который сущностно может отличаться от русского фашистского тоталитарного коммунизма, но он в 30-хгодах еще не знал, что Россия превратится в мирового жандарма, и не предвидел ни Второй мировой войны, ни подавления свободы в Венгрии, в Польше, в Чехословакии. Но берлинская стена пала и – это доказывает правоту классика российсокй социологической философии Николая Бердяева: «Но тираничность и жестокость советской власти не имеет обязательной связи с социально-экономической системой комунизма.
Можно мыслить коммунизм в экономической жизни соединимый с человечностью и свободой. Это предполагает иной дух и иную идеологию», – предвосхищал он стремление Европы к свободе вопреки России еще в средине 30-х годов. Нынешнее стремление Украины к европейским ценностям, стремление уйти от «русского мира» сродни европейским процессам второй половины ХХ века, и также вкладывается в поток бердяевских мыслей 80-летней давности…
В то же время Николай Бердяев предвидел, что и за это время характер и цели русского государства не изменятся. Характерно, что Бердяев пишет «русского», хотя мы бы сейчас бы написали российского, но Бердяев более прав, чем мы, потому, что и Советский Союз и нынешняя Российская Федерация – это именно русское государство, поскольку ни татары, ни казахи, ни украинцы, ни прибалтийские народности, ни даже сибиряки и все другие народности, имевшие или имеющие и сейчас в РФ свои автономии, не имеют к деспотическому характеру русского государства никакого отношения. Что Российская империя, что СССР, что нынешняя Российская Федерация – это русское, а не российское государство. Бердяев прав.
Он пишет: «Русское коммунистическое государство есть единственный сейчас в мире тип тоталитарного государства, основанного на диктатуре миросозерцания, на ортодоксальной доктрине обязательной для всего народа. Коммунизм в России принял форму крайнего этатизма, охватывающего железными тисками жизнь огромной страны, и это к сожалению вполне согласно со старыми традициями русской государственности» (стр. 117).
Характерно, что Николай Бердяев не ограничивается осуждением одной идеологии коммунизма, он осуждает ее практику, ее формы и методы реализации своих идей. «Идеологически я отношусь отрицательно к советской власти. Эта власть, запятнавшая себя жестокостью и бесчеловечием, вся и крови, она держит народ в страшных тисках… Но ужасно, что опыт осуществления социальной правды ассоциируется с насилием, преступлениями, жестокостью и ложью, ужасной ложью.
Одна безобразная инсценировка советских процессов, в которых обыкновенно всегда в одной и той же форме каются, может внушить отвращение ко всей системе». (стр. 120-121). Фактически эти слова могли бы быть преамбулой приговора украинского суда о запрете коммунистической идеологии, поскольку Россия той же жестокостью и теми же репрессиями, убийствами не позволила развиваться украинскому коммунизму, и то, что было идеологией в Украине даже до сих пор представляет собой русский коммунизм, который сродни фашизму.
Не правда, что от идеологии не страдают люди и общество. Пострадавшим субъектом в этом процессе «строительства коммунизма» по русским лекалам является человек. И даже не абстрактный человек вообще, а вся природная сущность человека, поэтому пострадавшим субъектом является каждый человек, все общество, угнетенное и расстрелянное, заморенное голодом, оболганное и обворованное в период сталинских репрессий и после них, к которым так или иначе была причастна Россия.
Николай Бердяев пишет: «Мы подходим к основной проблеме коммунизма, к проблеме отношений между человеком и обществом. Как было у Маркса? Маркс был замечательным социологом, но очень слабым антропологом. Марксизм ставит проблему общества, но не ставит проблему человека, для него человек есть функция общества, техническая функция экономики. Общество есть первофеномен, человек же есть эпифеномен. Такое унижение человека находится в разительном противоречии с обличительным учением Маркса об овеществлении человеческой жизни, о дегуманизации.
У него остается коренная двусмысленность: есть ли превращение человека в функцию экономического процесса грех и зло прошлого, капиталистической эксплуатации или это есть онтология человека. Решающим, во всяком случае, является тот факт, что первая попытка осуществления коммунизма на почве марксизма, которую мы видим в России, также рассматривает человека, как функцию экономики, и также дегуманизирует человеческую жизнь, как и капиталистический строй. Поэтому того переворота во всемирной истории, на который надеялись Маркс и Энгельс, не произошло, между тем как коммунизм претендует не только на создание нового общества, но и на создание нового человека.
О новом человеке, о новой душевной структуре много говорят в советской России, об этом любят говорить иностранцы, посещающие советскую Россию. Но новый человек может явиться лишь в том случае, если человека считают высшей ценностью. Если человека рассматривают исключительно как кирпич для строительства общества, если он лишь средство для экономического процесса, то приходится говорить не столько о явлении нового человека, сколько об исчезновении человека, т. е. об углублении процесса дегуманизации… В русском марксизме-ленинизме этот процесс дегуманизации пошел еще дальше и он обусловлен всей обстановкой возникновения русского коммунизма. В русский коммунизм вошли не традиции русского гуманизма, имевшего христианские истоки, а русского антигуманизма, связанного с русским государственным абсолютизмом, всегда рассматривавшим человека, как средство… Ленин объявляет нравственным все, что способствует пролетарской революции, другого определения добра он не знает. Отсюда вытекает, что цель оправдывает средства, всякие средства. Нравственный момент в человеческой жизни теряет всякое самостоятельное значение. И это есть несомненная дегуманизация».
Для Николая Бердяева, глубоко знавшего сущность России, она хоть и является горячо, но больно любимой родиной, но, как честный человек, он не может не осуждать и не вскрывать ее зло: «Фанатизм, нетерпимость, жестокость и насильничество коммуниста ярко выраженного типа определяется тем, что он чувствует себя поставленным перед царством сатаны… Он не может жить без врага, без отрицательных чувств к этому врагу, он теряет пафос, корда врага нет. И если врага нет, то врага нужно выдумать… Коммунисты не могут победить ненависти и в этом их главная слабость. Ненависть всегда обращена к прошлому и всегда зависит от пришлого… В коммунистах есть страшное преобладание ненависти над любовью».
Для Николая Бердяева, как для любого европейца сегодня, является естественным понимание свободы, прежде всего, как множественности гуманистических идеологий, отрицающих подавление и диктатуру. «Коммунизм в той форме, в какой он вылился в России, есть крайний этатизм. Это есть явление чудовища Левиафана, который на все накладывает свои лапы. Советское государство, как я уже говорил, есть единственное в мире последовательное, до конца доведенное тоталитарное государство… Более соответствует свободе человеческого духа не монистическая, а плюралистическая социальная система. Монистическая социальная система всегда ведет к тирании и угнетению человеческой личности. Монизм марксистской системы и есть ее главный дефект. Монизм тоталитарного государства во всяком случае несовместим с христианством, он превращает государство в церковь».
Бердяев согласен, что русскому коммунизму присуще «искание истины», но он понимает, что в этих исканиях побеждает зло. «С традиционно-русским характером коммунизма связаны и его положительные и отрицательные стороны: с одной стороны искание царства Божьего и целостной правды, способность к жертве и отсутствие буржуазности, с другой стороны абсолютизация государства и деспотизм, слабое сознание прав человека и опасность безликого коллективизма».
Поэтому философ уже тогда задумался о роли церкви в этих исканиях, и когда сегодня читаешь мысли Бердяева, они поразительно контрастируют с той ролью, которую сегодня играет Русская православная церковь, и, в частности, ее предстоятель Кирилл, ставший вместо «искателя истины» пропагандистом того «русского мира», который еще в 30-х года осуждал Николай Бердяев: «Мир переживает опасность дегуманизации человеческой жизни, дегуманизации самого человека. Самое существование человека находится под опасностью со стороны всех процессов происходящих в мире. Противиться этой опасности может только духовное укрепление человека. Когда христианство появилось в мире, то оно защитило человека от опасности, связанной с демонолатрией… Но это может сделать лишь христианство возрожденное, творческое, верное своему пророческому духу, обращенное к царству Божьему».
Более того, Николай Бердяев уже значительно позже приходит к выводу, что русское христианство не выполнило своей исторической роли. Позже, уже в книге «Самопознание» он пишет: «И более того, может быть ответственность лежит на историческом христианстве… Именно христиане должны были осуществить правду коммунизма, и тогда не восторжествовала бы ложь коммунизма» (стр. 478). Страшный вывод.
Source: Николай Бердяев: Россия как источник и предтеча мирового фашизма
В самой России книга издана репринтным способом только в 1990 году издательством «Наука». Это действительно увлекательное чтение, которое во многом объясняет нынешнюю Россию.
Уже в 1940 году, будучи в эмиграции и осмысливая свою жизнь, Николай Бердяев в книге «Самопознание» писал: «Возникновение на Западе фашизма, который стал возможен только благодаря русскому коммунизму, которого не было бы без Ленина, подтвердило многие мои мысли…Фашистские движения на Западе… стоят под знаком Великго инквизитора – отказ от свободы духа во имя хлеба. В русском коммунизме воля к могуществу оказались сильнее воли к свободе. В коммунизме элемент империалистический сильнее элемента революционно-социалистического». Эти слова мыслителя, прежде всего, приговор русскому коммунизму, который еще в начале ХХ века явился истоком мирового фашизма, подготовил его не так теоретически, как собственным практическим опытом, примером жестокости к обществу и человеку.
В самой книге «Истоки и смысл русского коммунизма», которую долго скрывали от России, Николай Бердяев не принимает ленинско-сталинской «переделки» учения Маркса, он, по сути, отрицает, что Ленин был марксистом, и не приемлет то новое, что Ленин внес в марксизм. Он пишет: «Ленин – антигуманист, как и антидемократ. В этом он человек новой эпохи, эпохи не только коммунистических, но и фашистских переворотов. Ленинизм есть вождизм нового типа, он выдвигает вождя масс, наделенного диктаторской властью. Этому будут подражать Муссолини и Гитлер. Сталин будет законченным типом вождя-диктатора. Ленинизм не есть, конечно, фашизм, но сталинизм уже очень походит на фашизм» (стр. 102-103).
И дальше, углубив анализ, он приходит к неопровержимому выводу, что «Сталин – государственник восточного, азиатского типа. Сталинизм, т. е. коммунизм периода строительства, перерождается незаметно в своеобразный русский фашизм. Ему присущи все особенности фашизма: тоталитарное государство, государственный капитализм, национализм, вождизм и, как базис, – милитаризованная молодежь. Ленин не был еще диктатором в современном смысле слова. Сталин уже вождь-диктатор в современном, фашистском смысле» (стр. 120).
Более того, он вскрывает главное противоречие между Марксом и Лениным, которое и сделало фашизм возможным в принципе. Если Маркс предвещал процесс снижения роли и вообще отмирания государства, то Ленин в книге «Государство и революция», собственно, «повернул» марксизм в сторону усиления роли государства, он фактически создал диктатуру государства, которое и встало над обществом, а это было возможно только в случае насильственного подавления общественной мысли м вообще всех интересов общества, то есть при помощи фашизма.
И уже не важно, что это государство называлось рабоче-крестьянским, ведь оно так только называлось, но на самом деле не было ни рабочим, ни крестьянским. Николай Бердяев пишет: «Вместе с тем коммунизм создает деспотическое и бюрократическое государство, призванное господствовать над всей жизнью нарюда, не только над телом, но и над душой народа, в согласии с традициями Иоанна Грозного и царской власти. Русский преображенный марксизм провозглашает господство политики над экономикой, силу власти изменять как угодно хозяйственную жизнь страны. В своих грандиозных, всегда планетарных планах, коммунизм воспользовался русской склонностью к прожектерству и фантазерству, которые раньше де могли себя реализовать, теперь же получили возможность практического применения…
Русский коммунизм с моей точки зрения есть явление вполне объяснимое, но объяснение не есть оправдание. Неслыханная тирания, которую лредставляет собой советский строй, подлежит нравственному суду, сколько бы вы ее ни объясняли. Постыдно и позорно, что наиболее совершенно организованное учреждене, созданное первым опытом революции коммунизма, есть Г.П.У. (раньше Чека), т. е, орган государственной полиции, несравненно более тиранический, чем институт жандармов старого режима, налагающий свою лапу даже на церковные дела…» (стр. 116).
Именно так, как видим, еще в 30-ые годы, мировая социология могла бы объяснить сущность России, однако Вторая мировая война, участие в ней России, принявшей форму СССР, на стороне антигитлеровской коалиции, привело к тому, что мир просто постеснялся поставить на одну доску итальянский фашизм, немецкий национал-социализм и русский коммунизм, как одинаково деспотические и преступные режимы.
В то же время Николай Бердяев, как видим, осуждая русский коммунизм, предполагал возможность и предвидел появление того, что европейцы впоследствии назовут (вспомним Антонио Грамши и других!) «коммунизмом с человеческим лицом», который сущностно может отличаться от русского фашистского тоталитарного коммунизма, но он в 30-хгодах еще не знал, что Россия превратится в мирового жандарма, и не предвидел ни Второй мировой войны, ни подавления свободы в Венгрии, в Польше, в Чехословакии. Но берлинская стена пала и – это доказывает правоту классика российсокй социологической философии Николая Бердяева: «Но тираничность и жестокость советской власти не имеет обязательной связи с социально-экономической системой комунизма.
Можно мыслить коммунизм в экономической жизни соединимый с человечностью и свободой. Это предполагает иной дух и иную идеологию», – предвосхищал он стремление Европы к свободе вопреки России еще в средине 30-х годов. Нынешнее стремление Украины к европейским ценностям, стремление уйти от «русского мира» сродни европейским процессам второй половины ХХ века, и также вкладывается в поток бердяевских мыслей 80-летней давности…
В то же время Николай Бердяев предвидел, что и за это время характер и цели русского государства не изменятся. Характерно, что Бердяев пишет «русского», хотя мы бы сейчас бы написали российского, но Бердяев более прав, чем мы, потому, что и Советский Союз и нынешняя Российская Федерация – это именно русское государство, поскольку ни татары, ни казахи, ни украинцы, ни прибалтийские народности, ни даже сибиряки и все другие народности, имевшие или имеющие и сейчас в РФ свои автономии, не имеют к деспотическому характеру русского государства никакого отношения. Что Российская империя, что СССР, что нынешняя Российская Федерация – это русское, а не российское государство. Бердяев прав.
Он пишет: «Русское коммунистическое государство есть единственный сейчас в мире тип тоталитарного государства, основанного на диктатуре миросозерцания, на ортодоксальной доктрине обязательной для всего народа. Коммунизм в России принял форму крайнего этатизма, охватывающего железными тисками жизнь огромной страны, и это к сожалению вполне согласно со старыми традициями русской государственности» (стр. 117).
Характерно, что Николай Бердяев не ограничивается осуждением одной идеологии коммунизма, он осуждает ее практику, ее формы и методы реализации своих идей. «Идеологически я отношусь отрицательно к советской власти. Эта власть, запятнавшая себя жестокостью и бесчеловечием, вся и крови, она держит народ в страшных тисках… Но ужасно, что опыт осуществления социальной правды ассоциируется с насилием, преступлениями, жестокостью и ложью, ужасной ложью.
Одна безобразная инсценировка советских процессов, в которых обыкновенно всегда в одной и той же форме каются, может внушить отвращение ко всей системе». (стр. 120-121). Фактически эти слова могли бы быть преамбулой приговора украинского суда о запрете коммунистической идеологии, поскольку Россия той же жестокостью и теми же репрессиями, убийствами не позволила развиваться украинскому коммунизму, и то, что было идеологией в Украине даже до сих пор представляет собой русский коммунизм, который сродни фашизму.
Не правда, что от идеологии не страдают люди и общество. Пострадавшим субъектом в этом процессе «строительства коммунизма» по русским лекалам является человек. И даже не абстрактный человек вообще, а вся природная сущность человека, поэтому пострадавшим субъектом является каждый человек, все общество, угнетенное и расстрелянное, заморенное голодом, оболганное и обворованное в период сталинских репрессий и после них, к которым так или иначе была причастна Россия.
Николай Бердяев пишет: «Мы подходим к основной проблеме коммунизма, к проблеме отношений между человеком и обществом. Как было у Маркса? Маркс был замечательным социологом, но очень слабым антропологом. Марксизм ставит проблему общества, но не ставит проблему человека, для него человек есть функция общества, техническая функция экономики. Общество есть первофеномен, человек же есть эпифеномен. Такое унижение человека находится в разительном противоречии с обличительным учением Маркса об овеществлении человеческой жизни, о дегуманизации.
У него остается коренная двусмысленность: есть ли превращение человека в функцию экономического процесса грех и зло прошлого, капиталистической эксплуатации или это есть онтология человека. Решающим, во всяком случае, является тот факт, что первая попытка осуществления коммунизма на почве марксизма, которую мы видим в России, также рассматривает человека, как функцию экономики, и также дегуманизирует человеческую жизнь, как и капиталистический строй. Поэтому того переворота во всемирной истории, на который надеялись Маркс и Энгельс, не произошло, между тем как коммунизм претендует не только на создание нового общества, но и на создание нового человека.
О новом человеке, о новой душевной структуре много говорят в советской России, об этом любят говорить иностранцы, посещающие советскую Россию. Но новый человек может явиться лишь в том случае, если человека считают высшей ценностью. Если человека рассматривают исключительно как кирпич для строительства общества, если он лишь средство для экономического процесса, то приходится говорить не столько о явлении нового человека, сколько об исчезновении человека, т. е. об углублении процесса дегуманизации… В русском марксизме-ленинизме этот процесс дегуманизации пошел еще дальше и он обусловлен всей обстановкой возникновения русского коммунизма. В русский коммунизм вошли не традиции русского гуманизма, имевшего христианские истоки, а русского антигуманизма, связанного с русским государственным абсолютизмом, всегда рассматривавшим человека, как средство… Ленин объявляет нравственным все, что способствует пролетарской революции, другого определения добра он не знает. Отсюда вытекает, что цель оправдывает средства, всякие средства. Нравственный момент в человеческой жизни теряет всякое самостоятельное значение. И это есть несомненная дегуманизация».
Для Николая Бердяева, глубоко знавшего сущность России, она хоть и является горячо, но больно любимой родиной, но, как честный человек, он не может не осуждать и не вскрывать ее зло: «Фанатизм, нетерпимость, жестокость и насильничество коммуниста ярко выраженного типа определяется тем, что он чувствует себя поставленным перед царством сатаны… Он не может жить без врага, без отрицательных чувств к этому врагу, он теряет пафос, корда врага нет. И если врага нет, то врага нужно выдумать… Коммунисты не могут победить ненависти и в этом их главная слабость. Ненависть всегда обращена к прошлому и всегда зависит от пришлого… В коммунистах есть страшное преобладание ненависти над любовью».
Для Николая Бердяева, как для любого европейца сегодня, является естественным понимание свободы, прежде всего, как множественности гуманистических идеологий, отрицающих подавление и диктатуру. «Коммунизм в той форме, в какой он вылился в России, есть крайний этатизм. Это есть явление чудовища Левиафана, который на все накладывает свои лапы. Советское государство, как я уже говорил, есть единственное в мире последовательное, до конца доведенное тоталитарное государство… Более соответствует свободе человеческого духа не монистическая, а плюралистическая социальная система. Монистическая социальная система всегда ведет к тирании и угнетению человеческой личности. Монизм марксистской системы и есть ее главный дефект. Монизм тоталитарного государства во всяком случае несовместим с христианством, он превращает государство в церковь».
Бердяев согласен, что русскому коммунизму присуще «искание истины», но он понимает, что в этих исканиях побеждает зло. «С традиционно-русским характером коммунизма связаны и его положительные и отрицательные стороны: с одной стороны искание царства Божьего и целостной правды, способность к жертве и отсутствие буржуазности, с другой стороны абсолютизация государства и деспотизм, слабое сознание прав человека и опасность безликого коллективизма».
Поэтому философ уже тогда задумался о роли церкви в этих исканиях, и когда сегодня читаешь мысли Бердяева, они поразительно контрастируют с той ролью, которую сегодня играет Русская православная церковь, и, в частности, ее предстоятель Кирилл, ставший вместо «искателя истины» пропагандистом того «русского мира», который еще в 30-х года осуждал Николай Бердяев: «Мир переживает опасность дегуманизации человеческой жизни, дегуманизации самого человека. Самое существование человека находится под опасностью со стороны всех процессов происходящих в мире. Противиться этой опасности может только духовное укрепление человека. Когда христианство появилось в мире, то оно защитило человека от опасности, связанной с демонолатрией… Но это может сделать лишь христианство возрожденное, творческое, верное своему пророческому духу, обращенное к царству Божьему».
Более того, Николай Бердяев уже значительно позже приходит к выводу, что русское христианство не выполнило своей исторической роли. Позже, уже в книге «Самопознание» он пишет: «И более того, может быть ответственность лежит на историческом христианстве… Именно христиане должны были осуществить правду коммунизма, и тогда не восторжествовала бы ложь коммунизма» (стр. 478). Страшный вывод.
